— Продолжай.
— Курсант Волкова. Наталья Волкова. Она учится в нашей группе.
Репина, стоящая вполоборота к окну, чуть повернула голову, и на нетронутой шрамами половине лица заиграла лёгкая улыбка.
— Она тебе нравится? — спросил Лехов. — Эта Наталья Волкова.
— Да, — кивнул Глеб.
— А Кажубей тут причём?
— Ему она тоже нравится… нравилась.
— Тебя это злило?
— Да.
— Почему?
На этот вопрос Глеб и сам не знал ответа. Действительно — почему? Вот если бы Кажубей терпеть не мог Волкову, если бы всячески доставал её, как Преклова, к примеру, тогда всё было бы понятно. Но нет. Волкову он не трогал. Как раз наоборот, частенько отзывался о ней весьма лестно. Особенно о внешних данных. Что было объяснимо. Глеб думал так же. Но по какой-то причине совпадение мнений не сближало его с Кажубеем, а разжигало ненависть. Странную, бессмысленную.
— Не могу объяснить. Я просто не хотел, чтобы Волкова и Кажубей…
— Глен, твою же мать, — скривился Крайчек.
— Так я и думал, — продолжил Лехов, говоря скорее с собой, нежели с присутствующими. — Видимо, новые инъекции действую сильнее прежних. Особенно в период созревания. Нужно изменить дозировку семнадцать-бэта-эфиров, — он ещё немного помолчал и взглянул на Крайчека. — У меня больше нет вопросов к курсанту.
— Свободен.
— Слушаюсь, господин воспитатель.
Глеб вышел за дверь и почувствовал, как по спине бегут холодные капли, смачивая форменную рубашку, прилипшую к пояснице.
«Неужели это всё? Меня не отчислят? И никакого наказания? Просто „свободен“?»
Он шагал по коридору, не веря в случившееся. Должен быть подвох. Скорее всего, у крыльца ждёт конвой. Пара штурмовиков с кандалами. Они закуют его, посадят в машину, и никто никогда не услышит больше о Глебе Глене. Всего лишь очередная потеря обучаемой единицы. Неизбежный отсев.
Но у крыльца никто не ждал. И возле казармы было пусто.
— Глеб! — Толян подскочил, будто ужаленный, и рванул навстречу появившемуся в дверях товарищу. — Ну что?! Ты как?! Наряды дали? Не переживай, я помогу. Я после обеда буду. Попрошу господина Крайчека…
— Всё нормально, Толь.
— Конечно, всё нормально! Главное, что не отчислили. Остальное — ерунда.
— Нет остального. Меня даже не пожурили. Будто и не случилось ничего.
— Как это?
— Вот так. Всё в норме, Толян. Всё в норме.
Группа 14-16Е, в составе пятнадцати курсантов, стояла на плацу под моросящим дождём. Влага крошечными каплями оседала на плотной форменной ткани и неподвижных, полных спокойной уверенности лицах. Лишь облачка пара в холодном утреннем воздухе отличали строй от каменных изваяний.
Напротив, сцепленная стальным тросом, пропущенным сквозь кольца металлических поясов, выстроилась другая группа, только что выведенная четвёркой штурмовиков из кузова армейского грузовика. Двадцать шесть дрожащих, испуганно озирающихся человек в лохмотьях защитного цвета. Руки за спиной. Чёрные, давно не стриженые волосы падают на будто прищуренные глаза. Кожа широких скуластых лиц отдаёт желтизною. Тщедушные, почти детские тела, не дотягивающие и до семидесяти килограммов, сотрясает нервный озноб. От них пахнет грязью. Грязью и страхом.
— Думаю, все знают, кто стоит перед вами, — начал Крайчек, неспешно вышагивая по плацу. — А если не знаете, я поясню. Это, — небрежно кивнул он в сторону оборванцев, — китайские военнопленные. Их батальон сдался, попав в окружение под Харбином. Они очень сильно хотели жить. Так сильно, что предали свою Родину, отказавшись умереть за неё. Хотя, — воспитатель покривился и развёл руками, — не мне судить их. Я ведь не знаю, каково там, в армии красных драконов. Быть может, кто-то из наших гостей согласится поведать о своих тяжёлых фронтовых буднях, и нам станет понятнее, отчего Великий Индокитай не заслуживает такой жертвы? Отцепить, — указал Крайчек на босоногого солдата.
Двое штурмовиков ухватили трясущегося как осиновый лист пленного и, отсоединив от общей связки, подтащили к воспитателю.
— Ну что, дракон, — Крайчек положил свою громадную лапищу на плечо китайца, — как звать тебя?
Стоящая рядом с воспитателем Репина перевела вопрос, издавая непривычные слуху тягучие звуки.
Китаец тут же оживился и пролепетал нечто неразборчивое, активно кланяясь.
— Его зовут — Чжан Юйсян, — пояснила Репина.
— Сколько лет?
— Восемнадцать, — продолжила переводить младший воспитатель.
— Где родился?
— В деревне, недалеко от Гирина.
— М-м, Гирин, я бывал там. Красивые места. Братья-сёстры есть?
— Пять сестёр и два брата.
— Да ты что?! — Крайчек слегка наклонился, чтобы заглянуть «дракону» в глаза. — Вот это я понимаю! Безостановочное восполнение потерь — ключ к победе! У тебя отличные родители, можешь ими гордиться.
Китаец выслушал перевод и снова начал кланяться, боязливо улыбаясь.
— А у самого дети есть?
— Пока всего трое: два сына — близнецы, по году, и дочь, неделю назад родилась.
— Молодец-молодец, — дружески приобнял Крайчек китайца. — Жене часто пишешь?
— Старается отправлять весточки хотя бы раз в месяц, но получается не всегда. Очень любит свою жену, мечтает поскорее увидеть дочь и проведать мать с бабкой. Они живут в соседней деревне. Очень бедно живут. Нужно помогать.
— Похвально. О тылах забывать нельзя. А расскажи-ка нам, Чжан, по какой причине ты предпочёл сдаться? Почему не сражался до конца? Почему не прорывался из окружения с боем?